Среда, 13 мая 2015
Даниэль Гринфилд
Великий парадокс войны с террором заключается в том, что мы боремся с врагом, которого не существует. Нам постоянно твердят, что нет такого понятия, как мусульманский террорист.
Возможно и существует незначительное количество экстремистов, но они представляют собой лишь крошечное меньшинство, вообще не имеющее значения. И тем не менее мы в течение десятилетий воюем с этим бесконечно крошечным меньшинством .
Это крошечное меньшинство убило тысячи американцев. Оно мощно поддерживается целыми правительствами таких крошечных стран, как Пакистан (182 млн), Иран (77 миллионов) и Сирия (22 миллиона). Нам твердят, что это крошечное меньшинство никак не представляет миллиарда мусульман в мире, и все же трудно найти мусульманскую страну, которая не поддерживает или укрывает террористическую группу.
Нам твердили, что проблема гнездилась в их правительствах, но арабская весна показала нам, что демократические выборы приводят к власти, еще более благоприятствующей крошечным меньшинствам экстремистов, которые каким-то образом завоевывают целые страны.
Все, что нам твердили, очевидно, ложь. И лучшее доказательство тому исходит от самих лжецов.
СМИ завывают, твердя, что все карикатуристы в Техасе поступали безответственно, изображая мертвого военачальника ислама, потому что они должны были знать, что мусульманские террористы придут убить их за это. Но если средства массовой информации правы и ислам - это религия мира, то почему они должны были предвидеть теракт?
А если ислам не религия мира, то средства массовой информации безответственно лгали нам и карикатуристы рисковали своей жизнью, чтобы предупредить нас об этой лжи.
Говорящие головы на телевидении настаивают на том, что проводить конкурс карикатур было безответственно, потому что обязаны были появиться "некоторые психи", которые бы "взяли приманку". Но если ислам не более жестокая религия, чем любая другая, разве с такой же статистической вероятностью должны были появиться христианские или еврейские психи, атакующие какую-то художественную выставку, пьесу или мюзикл, которые высмеивают и хулят их религии?
Разве не было музеев и галерей, экспонирующих такие "произведения искусства", как “Помочись на Христа” или “Шекина”, провоцируя и оскорбляя таких еврейских и христианских сумасшедших? А поскольку в Америке больше христиан, чем мусульман, то разве статистически не гораздо более вероятно, что должно было быть гораздо больше христианских терактов, нацеленных на кощунственные выставки?
Мы можем лишь заключить, что среди мусульман существует гораздо большая доля "психов", чем среди христиан. Насколько большая? 78 процентов американцев идентифицируют себя христианами. 0,6 процентов утверждают, что они мусульмане. Только 0,3 процента - это сунниты, отвечающие за атаки ИГИЛ и Аль-Каиды .
Существует действительно крошечное меньшинство экстремистов в Америке. Оно известно как ислам.
Еще один парадокс -то, что позволяет жить этой лжи. Назовите это “Джихадом Шредингера”. Наиболее известен парадокс кота Шредингера, в котором кот в закрытой коробке с ядом, имеющий 50-процентный шанс на освобождение, находится в неопределенном состоянии. Он не жив и не мертв, пока кто-то не открывает коробку.
В “Джихаде Шредингера” мусульманский террорист находится в неопределенном состоянии до тех пор, пока какой-то западный наблюдатель не откроет ящик, разрушит его волновую функцию и радикализует его. Два мусульманских джихадиста находились в неопределенном состоянии до тех пор, пока Памела Геллер, Бош Фостин и другие "провокаторы" вдруг превратили их в террористов за несколько дней или недель. Не важно, что Элтона Симпсона, одного из террористов Гарланда, уже привлекали к суду за попытки связаться с джихадистами в Африке.
Каждый мусульманин и террорист, и нет. Он и мирный духовный человек, готовый принять наш образ жизни, и жестокий убийца, способный взорваться от малейшей обиды. Как кот в коробке, который и не жив, и не мертв, он и жестокий, и мирный, и умеренный, и экстремист, солидный гражданин и террорист. Он не выбирает, каким быть или стать; мы решаем, каким он будет.
Парадокс джихадиста заключается в том, что действия мусульманского террориста всегда определяются тем, что делаем мы, а не тем, что делает он.
Исламский терроризм не существует независимо от западного наблюдателя. Это не джихад с глубокими историческими и богословскими корнями внутри ислама, а реакция на наши взаимоотношения с мусульманами.
Обама настаивает на том, что разговоры об исламском терроризме "пробуждают" террористов к жизни. Признавая существование исламских террористов, мы “радикализуем” мусульман. Даже слова «исламский терроризм» создают исламских террористов, которых иначе не было бы.
Реальная угроза происходит не от террористов, а от правды.
Когда мы говорим правду, умирают люди. Правда превращает мусульман в террористов, а ложь обращает их обратно в небытие. За всей академической терминологией скрывается логика выдавания желаемого за действительное. Если мы считаем ислам религией мира, это будет религия мира, а если мы осознаем тот факт, что это насилие, то он станет насилием. Ислам не определяет себя. Мы определяем его так, как мы хотим. Вся наша политика борьбы с терроризмом базируется на порочном убеждении страуса, что исламский терроризм - это проблема, создаваемая нами, признавшими его существование. Если мы будем игнорировать его, он исчезнет.
Вся ложь об исламе защищена глубокими убеждениями либералов, что «другие» меньшинства - это не реальные люди с реальными убеждениями и культурами, а жертвы в игре власти, разыгранной Западом. Исламский терроризм, как брак геев или глобальное потепление, это просто еще один шаг прогрессивных странников. Это проблема, которую мы создали и должны искупить в нашем космическом кармическом путешествии.
Люди Запада - это привилегированные наблюдатели, имеющие власть, тогда как меньшинства, за которыми они наблюдают, нет. Между левыми и правыми Запада за пределами коробки происходит поединок за определение, что будет в ней, когда ее насильно откроют, а в это время угнетенные меньшинства находятся в состоянии неопределенности внутри коробки.
В парадоксе “Джихад Шредингера” имеется много других прилегающих коробок. Некоторые заполнены диктаторами и преступниками. Если коробку откроет прогрессивный наблюдатель, из нее выйдет хороший человек; если ее откроет кто-то из правых, тогда из нее выйдут террористы, торговцы наркотиками и полевые командиры.
Другая сторона риторики об угнетении и колонизации, о скандалах, драках, потасовках - это убеждение, что те, кто внизу, не имеют свободной воли или какой-то поддержки. Если грабитель выбирает грабить не просто от бедности, если фашистская Германия и Советский Союз с радостью выбрали для себя завоевать другие страны без всякого принуждения со стороны западного империализма, и если мусульманский террорист не беспомощная жертва, а злоумышленник, то моральный императив мировоззрения левых разрушается вдребезги.
Если мусульмане - это реальные люди, способные устраивать империализм, расизм, рабство и уничтожение планеты, как и любой западный человек, делавший все это намного дольше, то левые должны признать, что они уничтожают наиболее прогрессивную цивилизацию на планете ради смехотворно реакционных цивилизаций. Тогда они не только не привилегированные наблюдатели, господствующие над будущим, но должны увидеть себя разрушителями того, что осталось от будущего.
Левые отказываются винить ислам или мусульман, потому что таким образом это признание их людьми.
“Джихад Шредингера” - это детская игрушечная коробка для переросших детей, считающих мусульман куклами социальной справедливости и фигурками для террористических действий, а не людьми, ущербными и сложными, как они есть. Левые отказываются принимать исламскую теологию серьезно, потому что они не в состоянии понять различные точки зрения.
Они подходят к исламу, как к расе, а не религии, потому что отказываются вникать в его верования. Вместо этого они желают видеть в мусульманах чистую грифельную доску, которую можно заполнить их идеологией, видеть неопределенных моделей, из которых можно вылепить то, что они захотят. Они не хотят знать, что говорится в Коране, потому что это разрушает их замечательные фантазии о мусульманах как об угнетенной расе, а не вероисповедании.
Обама настаивает на том, что разговоры об исламском терроризме "пробуждают" террористов к жизни. Признавая существование исламских террористов, мы “радикализуем” мусульман. Даже слова «исламский терроризм» создают исламских террористов, которых иначе не было бы.
Реальная угроза происходит не от террористов, а от правды.
Когда мы говорим правду, умирают люди. Правда превращает мусульман в террористов, а ложь обращает их обратно в небытие. За всей академической терминологией скрывается логика выдавания желаемого за действительное. Если мы считаем ислам религией мира, это будет религия мира, а если мы осознаем тот факт, что это насилие, то он станет насилием. Ислам не определяет себя. Мы определяем его так, как мы хотим. Вся наша политика борьбы с терроризмом базируется на порочном убеждении страуса, что исламский терроризм - это проблема, создаваемая нами, признавшими его существование. Если мы будем игнорировать его, он исчезнет.
Вся ложь об исламе защищена глубокими убеждениями либералов, что «другие» меньшинства - это не реальные люди с реальными убеждениями и культурами, а жертвы в игре власти, разыгранной Западом. Исламский терроризм, как брак геев или глобальное потепление, это просто еще один шаг прогрессивных странников. Это проблема, которую мы создали и должны искупить в нашем космическом кармическом путешествии.
Люди Запада - это привилегированные наблюдатели, имеющие власть, тогда как меньшинства, за которыми они наблюдают, нет. Между левыми и правыми Запада за пределами коробки происходит поединок за определение, что будет в ней, когда ее насильно откроют, а в это время угнетенные меньшинства находятся в состоянии неопределенности внутри коробки.
В парадоксе “Джихад Шредингера” имеется много других прилегающих коробок. Некоторые заполнены диктаторами и преступниками. Если коробку откроет прогрессивный наблюдатель, из нее выйдет хороший человек; если ее откроет кто-то из правых, тогда из нее выйдут террористы, торговцы наркотиками и полевые командиры.
Другая сторона риторики об угнетении и колонизации, о скандалах, драках, потасовках - это убеждение, что те, кто внизу, не имеют свободной воли или какой-то поддержки. Если грабитель выбирает грабить не просто от бедности, если фашистская Германия и Советский Союз с радостью выбрали для себя завоевать другие страны без всякого принуждения со стороны западного империализма, и если мусульманский террорист не беспомощная жертва, а злоумышленник, то моральный императив мировоззрения левых разрушается вдребезги.
Если мусульмане - это реальные люди, способные устраивать империализм, расизм, рабство и уничтожение планеты, как и любой западный человек, делавший все это намного дольше, то левые должны признать, что они уничтожают наиболее прогрессивную цивилизацию на планете ради смехотворно реакционных цивилизаций. Тогда они не только не привилегированные наблюдатели, господствующие над будущим, но должны увидеть себя разрушителями того, что осталось от будущего.
Левые отказываются винить ислам или мусульман, потому что таким образом это признание их людьми.
“Джихад Шредингера” - это детская игрушечная коробка для переросших детей, считающих мусульман куклами социальной справедливости и фигурками для террористических действий, а не людьми, ущербными и сложными, как они есть. Левые отказываются принимать исламскую теологию серьезно, потому что они не в состоянии понять различные точки зрения.
Они подходят к исламу, как к расе, а не религии, потому что отказываются вникать в его верования. Вместо этого они желают видеть в мусульманах чистую грифельную доску, которую можно заполнить их идеологией, видеть неопределенных моделей, из которых можно вылепить то, что они захотят. Они не хотят знать, что говорится в Коране, потому что это разрушает их замечательные фантазии о мусульманах как об угнетенной расе, а не вероисповедании.
Ложь, основанная на нашем желании, чтобы это было правдой, труднее всего опровергнуть. Ко лжи, связанной с идентичностью, нельзя прикоснуться, не разрушая всю личность человека или движение.
Ложь об исламе - это сама сущность левых. По убеждению левых, все не определено и все может быть изменено. Существование проистекает от власти и власть выступает против прогресса. Разрушая то, что существует, они могут воплотить в жизнь свои мечты. Мечты сильнее реальности.
Левые не верят в то, что мусульманские террористы существуют, если мы сами не пробуждаем их к жизни. Реальной силой, вдохнувшей жизнь в Аль-Каиду, был Джордж Буш или Чейни. Истинная сила, стоящая за ИГИЛ, это Памела Геллер или Пентагон. Запад открывает коробку и мусульманский террорист выходит из нее. Левые считают, что мусульманский терроризм закончится только, когда западная цивилизация, какой мы ее знаем, будет уничтожена. Убейте наблюдателя, и кот не существует. Уничтожьте спящего, и ночной кошмар умрет вместе с ним.
Правда еще опаснее, чем террористы. Террористы могут убить тело, но правда может убить грезы.
Перевод: +Elena Lyubchenko
Источник
Ложь об исламе - это сама сущность левых. По убеждению левых, все не определено и все может быть изменено. Существование проистекает от власти и власть выступает против прогресса. Разрушая то, что существует, они могут воплотить в жизнь свои мечты. Мечты сильнее реальности.
Левые не верят в то, что мусульманские террористы существуют, если мы сами не пробуждаем их к жизни. Реальной силой, вдохнувшей жизнь в Аль-Каиду, был Джордж Буш или Чейни. Истинная сила, стоящая за ИГИЛ, это Памела Геллер или Пентагон. Запад открывает коробку и мусульманский террорист выходит из нее. Левые считают, что мусульманский терроризм закончится только, когда западная цивилизация, какой мы ее знаем, будет уничтожена. Убейте наблюдателя, и кот не существует. Уничтожьте спящего, и ночной кошмар умрет вместе с ним.
Правда еще опаснее, чем террористы. Террористы могут убить тело, но правда может убить грезы.
Перевод: +Elena Lyubchenko
Источник
Комментариев нет:
Отправить комментарий